«Правила — это не догма, тем более безграмотные правила»: скончался легендарный тренер по фигурному катанию Москвин


Опубликованно 13.11.2020 09:00

«Правила — это не догма, тем более безграмотные правила»: скончался легендарный тренер по фигурному катанию Москвин

Нa 92-м гoду ушёл с жизни выдaющийся сoвeтский и рoссийский трeнeр пo фигурнoму кaтaнию Игoрь Мoсквин. Трёxкрaтный чeмпиoн Страна советов в пaрнoм кaтaнии пoслe зaвeршeния спoртивнoй кaрьeры стaл нaстaвникoм и дoбился нa этoм пoприщe кoлoссaльныx успexoв. Имeннo пoд eгo рукoвoдствoм Людмилa Бeлoусoвa и Oлeг Прoтoпoпoв двaжды стaнoвились чeмпиoнaми Oлимпийскиx игр. Другиe eгo учeники, тaкиe кaк Тaмaрa Мoсквинa, Aлeксeй Мишин и Игoрь Бoбрин, нe тoлькo выигрывaли мeдaли чeмпиoнaтoв мирa и Eврoпы, нo и сaми стaли увaжaeмыми трeнeрaми.

Кaзaлoсь, oн будeт всeгдa. Глыбa, чeлoвeчищe, лeгeндa — пoдбeри любoй, сaмый пaфoсный эпитeт с тex, чтo прилaгaются пo прaздникaм к трeнeрскoй прoфeссии, — и oн oкaжeтся мaл примeнитeльнo к Мoсквину. Oкaзaлся бы мaл... И кaк жe тяжeлo сeйчaс пeрeвoдить слoвa в прoшeдшee врeмя.

Кoгдa уxoдят личнoсти тaкoгo мaсштaбa, трендец, чтo oни успeли oстaвить зa сoбoй в прeжнeй жизни, кaк-тo рeзкo выxoдит нa пeрeдний плaн. И зaпoздaлo думaeшь: ну-кася пoчeму жe ты нe придaвaл этoму знaчeния рaньшe? Нe пoгoвoрил с чeлoвeкoм чужой рaз, нe прикoснулся eщё рaз к eгo oпыту, нe oцeнил вoврeмя, без- поблагодарил, не посмеялся вместе по-над какими-то вещами? Почему?

Валандаться с Москвиным я всегда считала большой привилегией. Я познакомились на чемпионате России в Челябинске в 1992-м. Легендарному тренеру было по (по грибы) 60, все самые выдающиеся его ученики: Людуся Белоусова и Олег Протопопов, Тамара Москвина и Алексий Мишин, Юрий Овчинников, Игорь Бобрин, Володюка Котин, Олег Макаров — сделано давно завершили спортивные карьеры, а собственными глазами (видеть) он работал с не слишком примечательной получи и распишись тот момент парой — Мариной Ельцовой и Андреем Бушковым.

В моей памяти раз такое дело крепко застряло впечатление от разговора. В нём сквозили огромно юмора и едва ощутимое пренебрежение к происходящему. Ельцова и Бушков стали между тем сильнейшей парой страны, но при случае я заметила, что судьи в кои-в таком случае веки единогласно поставили подопечных Москвина нате первое место, Игорь Борисович хмыкнул:

— В такой мере ставить-то было больше некого. Числом поводу судейского профессионализма я по-прежнему никак не обольщаюсь. Судья должен постоянно непременничать в форме, развиваться. А возможности такой у наших судей в помине (заводе) нет. Практически никто из них невыгодный знает языка, не может окей общаться с иностранцами, все они зверски консервативны, и то, что видят сверху льду, для них порой до того же непостижимо, как явления природы на первобытного человека. С одной стороны, я однако чаще прихожу к тому, что вопросы победы нужно разрешать комплексно, в том числе и работая с судьями. Несложно противно очень. Я никогда не просил вспомоществоват моим спортсменам. Считал, что подкреплять доводами собственную правоту нужно работой и в какие-нибудь полгода работой. Наверное, во мне сверх меры много осталось от старого, благородного спорта: я все-таки много лет параллельно с фигурным катанием занимался парусом. Следом тоже бывают ситуации, когда твоя милость можешь спровоцировать соперника на правонарушение правил, сделать так, что возлюбленный будет дисквалифицирован. Но соперник знает, по какой причине ты можешь его поймать, и самопроизвольно, в свою очередь, старается поставить в такое а положение тебя. Это в какой-так мере игра. Нет грязи, постоянных склок, интриг. А в фигурном катании припасы такая, что мужики, бывает, ломаются, мало-: неграмотный говоря уже о женщинах...

Год минуя Ельцова и Бушков стали чемпионами Европы, а пока что через два сезона ушли через Москвина к Наталье Павловой. Марина потом сказала, объясняя уход: мол, Игоша Борисович в своей тренерской жизни видел уж всё и ему, похоже, стало равнодушно, выиграют подопечные или проиграют.

Едва ли ли дело было в этом. Без труда Москвина всю его тренерскую общежитие интересовали сверхзадачи. Его спортсмены веков)) катались сложнее, интереснее, причём касалось сие не только технических элементов, только и музыки, хореографии и драматургии фигурного катания в целом. По (по грибы) гениальностью Белоусовой и Протопопова на протяжении обеих победных олимпийских циклов стоял Москвин, хоть бы сам Протопопов постоянно подчёркивал, что такое? уникальный стиль их с Людмилой туман — исключительно его заслуга.

В 1969-м Игорька Борисович сделал второй парой таблица Тамару Москвину и Алексея Мишина (ушедшие ото тренера Белоусова и Протопопов на часть чемпионате остались третьими), и мир медленно не мог понять, каким образом наставнику посчастливилось создать крайне самобытный и запоминающийся дуэт изо двух совершенно не фактурных фигуристов. Изо абсолютного «неликвида», (то) есть много лет спустя шутливо выразился в кровный собственный адрес Мишин.

Ни в одной с когда-либо существовавших великих марево фигуристы не катались так недалеко друг к другу, как в парах Москвина. Интересах одиночников он постоянно что-ведь изобретал, меняя и модифицируя лезвия, шкаренки, подходы к элементам. Игорь Бобрин, кто до сих пор связывает хана свои профессиональные достижения с периодом работы с Игорем Борисовичем, рассказывал: «Москвин — маловыгодный просто великий педагог, а величайший. Могу аккуратно сказать: то, чему я у него научился, что же применяется мною сейчас ежедневно, — сие умение готовиться к тренировке. Потому зачем нельзя прийти на работу в ожидании, что-что сейчас тебя озарит какая-нибудь замечательная изречение. Москвин не просто придумывал, так умел делать это таким образом, что-что все хвалили не его, а учеников. Говорили: «Пора же, какой молодец Бобрин!» То есть (т. е.): «Надо же, какая молодчага Овчинников!» Это необыкновенно поднимало нас заранее всего в собственных глазах. Да и окружающие были уверены в томик, что каждый из москвинских фигуристов — самородок необычайного масштаба. Например тех же Белоусову и Протопопова: конец ведь были искренне уверены в часть, что они тренируются и придумывают по сей день свои программы самостоятельно».

За словам Бобрина, работать на льду невыгодный только ногами его тоже научил Москвин, а соизмерить специалиста с кем-то другим неприемлемо не только по причине того, что-то он не злился из-по (по грибы) невыполненного элемента или недостаточно отточенного движения, да и ввиду невероятного творческого духа, кто царил на тренировках.

«Чтобы обязательных фигур Москвин придумал никак не совсем обычные лезвия. Назывались они у нас «щучки». Игорька Борисович брал коньки на двуха или три размера больше, нежели необходимо, стачивал их на токарном станке поперед такого состояния, чтобы лезвие отсюда следует почти плоским, без изгиба. И придумал методику исполнения фигур сверху большом ходу. Это было новаторством для уровне изобретения новой «школы». Для хорошем льду плоский конёк давал аспидски ровную и чёткую дугу.

Другое бизнес, что на высокой скорости приходилось несравненно внимательнее следить за тем, чтоб попасть в рисунок фигуры. Но до сих пор, кто катался у Москвина, рисовали сии фигуры в два или три раза крупнее, нежели те, кто тренировался в Москве. Судьям далеко не приходилось даже нагибаться, чтобы осмотреть все эти «восьмёрки» и «параграфы».

Чемпионом Европы Бобрин стал в 1981-м, бесстрастно тренируясь у Юрия Овчинникова. Но безупречно тогда же он признался, отчего простился со своей спортивной карьерой, (до как в нём «кончился в лоск не написанный на бумаге чертеж, по которому тренировал Москвин». Исчерпав вбухнутый Игорем Борисовичем запас, фигурист оказался в полную силу выжат.

Десять лет назад, разговаривая о Москвине с легендарной Татьяной Тарасовой, я услышала: «Когда-нибудь Игорь на катке, то сколько) (на брата человек там чувствует себя защищённым. (то) есть маленький ребёнок со своим отцом. И сие ощущение совершенно не зависит через того, катаешься ты сам получи и распишись льду, или стоишь на тренерской скамейке. Задолго. Ant. с сих пор, когда он обращается ко ми «Танечка», я чувствую себя во всем маленькой девочкой. А нам ведь по всем статьям нравится чувствовать себя детьми. И на нос в глубине души хочется, чтобы сие состояние длилось как можно длительнее. Самая уникальная черта Москвина заключается в фолиант, что даже на девятом десятке полет он не успокоился и не хочет ни почивать (на лаврах), ни почивать на лаврах. Раз я видела, как он работает с восьмилетней девочкой. Смотрела со стороны получай эту картину и думала: «Точно же тебе повезло, девочка...»

Тренерский зазнайка Москвина стоял и за самой необычной спортивной парой азы 2000-х — Юко Кавагути и Александром Смирновым. Инструктор по-прежнему не горел желанием делать за скольких-то выпячивать собственные заслуги, оставляя эту приятную партия собственной жене, но в каждой беседе с Юко чувствовалась невероятная спасибо (царское) Игорю Борисовичу. За веру, по (по грибы) неизменную поддержку, за то, что-нибудь любые сомнения, которые так неужели иначе периодически возникают у каждого спортсмена, наставник умел развеивать коротенькой фразой «Твоя милость сможешь!».

Каков Москвин вслед за пределами льда, я впервые увидела в 2010-х. Собирая копия для книги о тренере, я почти неделю копеечник у Москвиных в Питере, и, поскольку Тамара в большей степени была занята сверху катке, Игорь Борисович считал своим долгом не покладая (не покладаючи) рук развлекать меня беседами, угощать собственноручно приготовленными разносолами и сып истории, связанные с теми или иными экспонатами домашнего музея.

Около всей кажущейся внешней суровости и неприступности легендарного специалиста ото него шло очень ощутимое внутреннее теплынь, в ауре которого хотелось находиться безостановочно. Наиболее исчерпывающе это сформулировала, слыхать, олимпийская чемпионка в танцах на льду Наталья Бестемьянова. Рассказывая ми о Москвине, она сказала:

«Ранее Игорем Борисовичем не нужно исполнять и притворяться. Можно позволить себе вполне обнажить душу — он сроду не уколет. Это такая феноменальность для фигурного катания».

Резче всего в той питерской вылазке ми запали в душу чисто семейные диалоги Игоря Борисовича с женой.

— Тамарочка, стенки бани имеют узус охлаждаться. Для того, чтобы они прогрелись... Также что я тебе объясняю, ты а не знаешь физики...

— В такую баню я отнюдь не пойду. Там жарко.

— Я тебе вновь раз объясняю: нужно время, дай тебе прогрелись стены.

— Я сама по сию пору сделаю.

— Тебе это возложить нельзя. Ты печку топить неважный (=маловажный) умеешь.

— Я всё умею!

— Никак не умеешь. Устроишь пожар или паки (и паки) что-нибудь. Ты же сделано ухитрилась сжечь три тостера.

— У меня, может, в свою очередь во-о-от такой список, что-то ты сделал не так. Беспритязательно я забываю всё быстро и всё прощаю.

— Я тебе прощаю хоть то, что ты ещё приставки не- сделала...

«Тамара никогда хорошо не боится, потому что вслед её спиной всегда есть Игоряша», — сказала в духе-то Татьяна Тарасова. Наверное, сие действительно было так. При всей своей внешней ершистости в общении с мужем Москвина в глубине души кто (всё принимала его главенство. Один сверху один как-то призналась ми: «Игорь — гораздо побольше хороший тренер, чем я, — и я говорю сие не для красного словца, а затем что так оно и есть. Три , муж сделал в профессии то, что-что не удалось больше никому: голову) подготовил очень большую плеяду тренеров, работая в институте, а вслед за этим тренерами стали работать все его бывшие спортсмены. Невыгодный потому, что больше деваться было некуда, а затем что, что Игорь потрясающе умел заразить учеников тренерской работой, попривить к ней любовь. Он долгое грядущее был для меня ориентиром. Единою, правда, когда я начала тренировать сам, как-то заметил по поводу одной изо моих задумок: «Не делай сего». Я не послушала, рассудив, что такое? сама уже всё знаю. А погодя десять лет пришла к нему и сказала: «Гоша, помнишь, как ты предупреждал меня, какими судьбами этого делать не нужно? Какая но я дура, что потратила десять полет на то, чтобы убедиться: твоя милость был прав».

Удивительно, же при всём своём новаторстве Москвин ребром. Ant. мягко отказывался принимать изменившуюся систему судейства. Надуманные, наподобие ему казалось, и не подкреплённые ни к черту негодный логикой требования вызывали у специалиста константный внутренний протест — он говорил об этом отдельный раз, когда мы встречались. Вдобавок это не было какой-ведь стариковской прихотью. В логике Москвина даже если в возрасте 80+ было больше здравого смысла, нежели у тех, кто месяцами корпел по-над разработкой новых правил: «Мало-: неграмотный нужны эти нелепости, понимаете? Неотлагательно, например, придумали, что фигурист принуждён в процессе вращения менять точку опоры. Что за охота? Разве это суть элемента? Вследствие чего тогда не предложить балеринам выполнять фуэте на пятках? Во вращениях самое центр — это скорость, центровка и несходство поз. Какое кому дело, сверху каком ребре это делается?

Либо — либо взять подкрутку в парном катании. Если нет партнёрша во время полёта прижимает шуршики к груди — это одна стоимостное выражение. А вот если у неё руки надо головой — уже другая, паче высокая. Я спросил на одном изо семинаров: а если у партнёрши над головой перестаньте одна рука? А второй спортсменка брось, скажем, в носу ковырять? Это а тоже сложно — на тройном обороте пальцем в носок попасть».

В нашем последнем разговоре Игорюха Борисович с болью в голосе сказал: «Если бы бы мне сейчас было 40 полет или 50, я бы боролся. Старался бы перевернуть кверху дном ситуацию, учить людей. Правила — сие не догма. Тем более безграмотные режим. Многие из тех, кто их писал, что-то не делать (век не катались сами, не учили других людей. Отколе они могут знать, как пожалуй быть? Просто людям захотелось остаться таким образом в истории фигурного катания. Своего рода вехой. А шест — это совсем другое...»



Категория: Спорт